Пани Зофья. У вас колесо отвалилось - Яцек Галиньский

с распродажи обуви. Я тогда зашла в трамвай – а там ни одного свободного места. Буквально ни одного. Я посмотрела в одну сторону, в другую – вижу, сидит один тип, сгорбился и смотрит куда-то вдаль. Импрессионист нашелся, подумала я и напустилась на него.

– Поднимай-ка зад, уступи мне место, хватит притворяться, что ты меня не видишь. – Хорошо, что я его за ухо не схватила, потому что одна моя знакомая именно так и делает.

Тип встал и выставил перед собой белую трость.

– Прошу прощения. Конечно, садитесь, пожалуйста. – Он еле устоял на ногах, потому что вагон тряхнуло, а этот бедняга даже не видел, где поручни.

Все посмотрели на меня так, будто слепой лишился зрения из-за меня. Господи. Пришлось выйти на следующей же остановке, потому что ехать в трамвае стало как-то неприятно. Лучше пройдусь, подумала я, хотя дорога неблизкая. Место мне уступили, но сидеть как-то расхотелось.

Я не знала, когда вернусь из комиссариата, хорошо бы запереть квартиру на все замки. Ну да, после вчерашнего разбоя действовал всего один. Ни недотепа из квартиры напротив, ни тем более мой сын оказались не в состоянии справиться с таким простым ремонтом.

Я когда-то слышала про горный район где-то в Южной Европе – Албания, что ли; так там туристов и приезжих обворовывали так часто, что преступники выдавали своим жертвам особую справку о том, что конкретно этих людей уже обворовали. Во время очередного нападения – которое, как я понимаю, могло произойти на следующий же день – следовало предъявить эту справку и так, может быть, избежать страха и боли, которые могли причинить очередные преступники, желая дознаться, где жертва прячет деньги и ценности, которых не было, потому что их уже отняли другие преступники.

Вот было бы неплохо оставить на дверях такую справку, которая бы сообщала, что на этой неделе меня уже обокрали. Но сейчас было не место и не время для таких справок. Оба полицейских ужасно нервничали из-за работы, и мне не хотелось нервировать их еще больше. Такие бравые ребята.

– Ну, господа, идемте. За мной! – Я вышла на лестничную площадку и взмахом руки призвала их за собой. – Что вы оба как сонные мухи? Давайте, давайте. Я вас до вечера должна ждать?

Полицейские переглянулись. Коломбо выглядел еще недовольнее, чем минуту назад. Жилка у него на лбу снова начала набухать. Очень странно, ведь поход в комиссариат – его идея. Он мог бы спокойно сидеть у меня и пить чай, а теперь нам придется тащиться через весь город.

– Чего глаза закатываете? – спросила я. – Сами же захотели. Все в соответствии с вашими пожеланиями. Сами захотели.

Соседи провожали нас глазами – может быть, их поражала беспомощность полицейских и моя уверенность в себе. Мы вошли в лифт и в молчании спустились на первый этаж. Коломбо неприязненно посматривал на меня. Кажется, я, как и в случае с Боревичем, не очень удачно уподобила его телегерою. Насколько я помню, тот Коломбо, несмотря на придурковатый вид, отличался сообразительностью и храбростью. А у этого – ни того ни другого. Может, он там, в Щецине, прогулял эти уроки.

Машина оказалась самая обычная. Не как в кино. Старая, некрасивая, не спортивная, не шикарная. Обивка потертая, а расхлябанная пассажирская дверца не хотела закрываться. Боревич сел за руль и включил радио, настроенное на волну с какими-то старыми шлягерами. Может, он хотел сделать мне приятное, да не сделал.

Меня отвезли на Житную. Доехали быстро. В конце концов, сегодня же воскресенье. Я еще никогда не была в полиции, зато полицейские участки видела в кино, так что имела о них представление. Комиссариат, как и машина, выглядел обокраденным. Может, на него не хватило полицейского бюджета. Снаружи – просто беда. Бетонная коробка с маленькими окошками и большой антенной на крыше. Интересно, какой архитектор мог спроектировать такую отвратительную, неинтересную бетонную глыбу. Может, он так пошутил?

Внутри оказалось еще хуже.

– Прошу, – сказал Коломбо, указывая на двери кабинетика.

– Вы что? Зачем мне в эту клетушку?

– Мы там и поговорим.

– Вы, наверное, смеетесь. В чулане со швабрами? Тут и двоим места не хватит. И вы собираетесь пригласить сюда женщину?

Боревич ухмыльнулся и наконец сказал:

– Это наш кабинет.

– Очень приятно. Но мне хотелось бы беседовать там, где вы допрашиваете важных свидетелей или подозреваемых. В большом зале с односторонним стеклом, через которое смотрят другие важные господа. Понимаете, о чем я?

– Без проблем. Вы можете дать показания именно в таком кабинете.

– Прекрасно. Проводите меня туда, пожалуйста.

– Как только вы получите роль в каком-нибудь фильме, потому что в Польше такие кабинеты водятся только в кино. – И Коломбо захохотал.

– Какой вы шутник. Кто бы подумал. Ладно, давайте втиснемся в эту вашу кладовку. Живот только втяните, а то не поместимся.

Чувство юмора его вдруг покинуло. Какие они там, в полиции, все обидчивые.

Полицейские усадили меня на старый деревянный стул, который наверняка помнил времена моей молодости, а сами устроились поудобнее, каждый за своим столиком. Помещение было настолько тесным, что, чтобы усесться, надо было сначала боком протиснуться в узком проходе между столиками и двумя железными сейфами. Наконец обоим удалось проникнуть каждому на свое место.

– Скажу прямо, – начал Боревич. – Нам известно, что вы были в квартире покойного.

– Вы опять про швабру? – спросила я.

– У вас колесо отвалилось.

Он застал меня врасплох.

– Именно так мне сказал Нострадамус на остановке.

– К тому же вас кое-кто видел.

– Да? И кто? Сосед-покойник?

– Пожарный.

Вот гадюка.

– Ну и что? Думаете, это я убила безногого соседа?

Оба с глупым видом вытаращились друг на друга, как будто пришли на свидание и не знают, о чем говорить. Мы посидели так с минуту – они за своими столиками, я между ними, на стуле. Неудивительно, что никто не хочет работать в полиции. Тесный душный кабинет с маленьким окном. Даже не верится, что люди, работая в таких условиях, обеспечивают нашу безопасность. Думая о работе полицейских, я представляла себе кабинеты со стеклянными стенами – кабинеты, в которых, не жалея себя, трудятся самые солидные умы. Кто носит стопки документов, кто просматривает их. Следователь рисует сложные схемы, а его напарник отмечает на большой карте пункты, где произошли преступления. Потом кто-нибудь обязательно скажет: «Всё, он наш!» – и целая армия оперативников бросится к большим оружейным шкафам, а самый мелкий, невзрачный и лысый будет выдавать товарищам оружие и бронежилеты. Последний взгляд. Главный герой – широкоплечий, с густой шевелюрой – прощается с очаровательной